Abstract: The main research aim of the article is the analysis of the most significant grammatical category representing the process of personification in the ontogenesis of speech – the category of voice. Based on the analysis of children's statements, it states that the effect of personification in child speech often leads to the use of the middle-reflexive voice. It also determines that some personification causes the implementation of somatic nouns as subjects for the verbs in the middle-reflexive voice. Personification in the active-voice constructions occurs with the actant shift, when the verb in the active voice is applied to actant in the role of subject and object. Personification in the passive-voice constructions is observed when the verbs in the middle-reflexive voice are used in the meaning of passive voice. The author determines two kinds of personifications: the personifications, stipulated by the actant-subject in the semantics of the verb, and the personifications, stipulated by the modification of voice constructions
Keywords: child speech, personification, category of voice.
Детские олицетворения отличаются богатством форм выражения и вместе с тем определенным своеобразием в предпочтении одних форм другим. Трудность анализа языковых форм олицетворения в детской речи обусловлена прежде всего совмещением этих языковых форм. Из всех грамматических категорий, задействованных в процессе олицетворения, наибольшую значимость имеют категории лица и залога. Типичную модель способа персонификации предмета в речи детей составляют «обычные предложения» с персонифицированным глаголом, а в этих предложениях важнее проанализировать категорию залога, более актуальную и емкую для создания антропоморфизма высказывания, чем категория лица.
Трудность анализа соотношения эффекта олицетворения и грамматической категории залога заключается в том, что приходится искусственно разграничивать олицетворение, обусловленное наличием в семантике глагола актанта-субъекта, и олицетворение, обусловленное изменением залоговой конструкции.
При анализе залоговых оборотов следует учитывать способ выражения субъекта и объекта, представлены ли они одушевленными или неодушевленными существительными. Е.А. Некрасова считает, что обращение к неодушевленному предмету выступает в ряде текстов как элемент олицетворения, как его фиксатор [2, с. 54]. А.А. Шахматов, в частности, отмечал, что «возвратные глаголы собственно-возвратного значения типа ребенок моется могут стоять только при подлежащем, обозначающем лицо или шире – живое существо. При подлежащем предметного значения, например, посуда моется выступает уже возвратная форма обратимого глагола мыть» [5, с. 479].
Рассмотрим языковые признаки олицетворения в глаголах действительного залога, страдательного залога и средне-возвратного залога применительно к речи детей.
Эффект олицетворения в детской речи проявляется в глаголах действительного залога при условии их актантного переключения. Актантное переключение провоцирует одушевление имени существительного в позиции подлежащего. – Как крапива пуговички надувает? (7 л. 9 м.) [3]. Глагол надувать в качестве типичного субъекта действия предполагает наименование лица.
В неопределенно-личной конструкции употребление переходного глагола антропоморфной семантики при отсутствии подлежащего наводит сему одушевления и на прямое дополнение, что не редкость в конструкциях с глаголом действительного залога. – Самолет ранили (5 л. 11 м.) [3]. В приведенном высказывании наблюдается замещение позиции прямого объекта названием транспортного средства, что создает персонифицирующий эффект.
Конструкция действительного залога, заменяющая нормативную безличную конструкцию, также создает эффект олицетворения в детской речи. – Конфета зуб выбила (7 л. 4 м.) [3]. (Ср.: конфетой зуб выбило).
Псевдосубъектом действительной конструкции в речи взрослых людей часто становятся абстрактные имена существительные, называющие психологические состояния и свойства личности. Сравним: жадность мучит, голод мучит, совесть загрызла, злоба душит. Эта модель чрезвычайно распространена в пословицах и афоризмах. Например: Совесть обычно мучает не тех, кто виноват; Труд кормит, а лень портит. Подобное словоупотребление детской речи не свойственно. В картотеке есть только один пример, представляющий собой реакцию ребенка, услышавшего выражение «жадность замучила». – А как жадность мучит? (6 л. 7 м.) [3].
В действительных оборотах детской речи наблюдается подстановка в качестве субъекта к глаголу заслонить таких существительных, как пыль, энергия, что дает эффект олицетворения. – Комета упала, и поднялось столько пыли, что она заслонила все (9 л. 6 м.). – И от утюга эта энергия заслонила все. И помехи (в телевизоре) стали (9 л. 8 м.) [3].
Л.С. Выготский писал, что «детская эгоцентрическая речь…всегда находится в ситуации «сейчас» и «перед глазами», и это определяет её синтаксическую структуру» [1, с. 39].
Собранный материал насчитывает небольшое количество детских высказываний, содержащих страдательные обороты с возвратными формами глаголов, видимо, потому, что страдательные конструкции обозначают действия, близкие к вневременному значению.
Эффект олицетворения в детской речи создается в результате употребления глаголов средне-возвратного залога в значении страдательного залога. – Эта рыба аккуратная, легко высовывается из костей (8 л. 6 м.). (Кости извлекаются, вытаскиваются легко). – Хоть один микроб убивается от температуры человека? (9 л. 4 м.) [3]. Вместо конструкции «микроб может погибнуть» употреблена страдательная конструкция (микроб убивается). Использование грамматической синонимии дало персонифицирующий эффект.
Олицетворяющий эффект у глаголов средне-возвратного залога может возникнуть как в случае их бесприставочного употребления, подчеркивающего процессуальность признака, так и у глаголов и глагольных форм, имеющих приставки. – Если булку долго хранить, то она морщится, морщится, а потом ее уже нельзя есть (5 л. 11 м.). – Стекло сморщилось (5 л.) [3].
В качестве субъектов действия при глаголах с оттенком собственно-возвратного значения в детской речи часто выступают соматизмы. Введение соматических существительных в качестве субъектов к глаголам этой группы усиливает олицетворение. – Ой, у меня ноги уже садятся (5 л.). (Ср.: хочется сесть). О засохших листья, висящих на дереве. – А эти почему не упали? Руками зацепились? (6 л. 5 м.). (Ср.: зацепились) [3].
Соматизмы в позиции подлежащего придают выразительность даже тем высказываниям, в которых семантика глагола-предиката равно допускает и одушевленный и неодушевленный субъект. – Я так бежала сильно, что чуть сердце не потерялось (5 л. 4 м.). (Ср.: девочка потерялась, перчатка потерялась) [3].
Дети очень внимательны к частям своего тела, и не случайно на месте инфинитивного предложения окунуть ногу девочка употребляет глагол в форме средне-возвратного залога, выражающий собственно-возвратный оттенок значения: – А ну-ка, если нога окунется, горячо будет? (5 л. 9 м.) [3].
В речи детей встречаются окказиональные грамматические формы средне-возвратного залога. О детали для прибора. – Эта шляпка уронилась (3 г. 9 м.). – Компьютеры изобретутся (превратятся) в какого-нибудь робота (9 л. 4 м.) [3]. Является примечательным, что ребенок иногда довольно тонко подмечает особенности ситуации и использует окказиональное слово как более выразительное по сравнению с узуальным: – Охотник идет, а лес вдруг как зашуршился (6 л. 3 м.) [3].
При олицетворении живых существ в детской речи могут использоваться глаголы средне-возвратного залога с косвенно-возвратным оттенком значения. В таких случаях помимо семантики самого глагола олицетворение поддерживается семантикой зависимых слов (косвенного дополнения). – Сейчас рыбу хорошо ловить, она на зиму съестным запасается (7 л. 1 м.) [3].
Использование форм средне-возвратного залога в детской речи особенно часто дает эффект олицетворения (антропоцентризм проявляется даже на уровне грамматической семантики залога), при этом грамматическая семантика наслаивается на лексическую семантику глагола. Интересными в этом отношении являются также глаголы средне-возвратного залога с оттенком взаимно-возвратного значения. О двух сросшихся ягодах. – Мама, а вот тетя с дядей целуются…, они прислонились друг к другу (4 г. 4 м.). О птицах, сидящих в разных углах клетки. – Наверное, из-за зернышка поссорились (5 л. 11 м.) [4].
При оформлении залоговых значений неустойчивость детского лексикона может привести к противоположному процессу олицетворения – эффекту «опредмечивания» живого существа: – И стал там (в яйце) вырабатываться динозавр (9 л. 7 м.) [3].
Форма общевозвратного оттенка значения средне-возвратного залога в детской речи часто употребляется в образном значении, персонифицированный образ при этом предстает чрезвычайно рельефно. – Речка такая прозрачная, что я вижу, как рыбки балуются (5 л. 11 м.). – Смотри, как ветер качается! (3 г. 2 м.) [4].
Факт олицетворения общевозвратного глагола может быть подчеркнут определительным местоимением сам: – А как компьютер выводится из строя сам? (9л.6м.) [3]. Аналогичная ситуация наблюдается в детском высказывании, где общевозвратный глагол не имеет, но допускает присоединение местоимения сам: – А телефонный аппарат сам вывелся из строя? (9 л. 6 м.) [3].
Процесс олицетворения наблюдается в семантике и внезалоговых глаголов. – А рыбка здесь не заблудится? (10 л. 7 м.). Жуку. – Какой ты молодец, что на меня приземлился! (7 л. 9 м.). О лосе. – Он сначала стеснялся, а потом перестал (7 л. 9 м.) [4].
Приведем примеры с глаголом слушаться в значении «поступать согласно чьим-нибудь советам, распоряжениям, повиноваться», а следовательно, предполагающим в качестве субъекта действия человека или животное. – А чего меня велик (велосипед) не слушается? Не хочет на бордюр заехать (5 л. 11 м.). – Да пуговицы не слушались (5 л. 6 м.) [4].
Естественно, в речевой практике детей встречаются залоговые конструкции и без эффекта олицетворения, но в общем массиве примеров залоговость и персонификация часто сопряжены.
References
1. Выготский Л.С. Избранные психологические исследования. Мышление и речь. Проблемы психологического развития ребенка. – М.: Изд-во АН РСФСР, 1956. – 520 с.2. Некрасова Е.А. Олицетворение//Очерки истории языка русской поэзии ХХ века: Тропы в индивидуальном стиле и поэтическом языке. – М.: Наука, 1994. – С.13-104.
3. Харченко В.К. Корпус детских высказываний. – М.: Изд-во Литературного института им. А.М. Горького, 2012. – 520 с.
4. Харченко В.К. Детская речь: аспекты исследования лонгитюда, новые материалы, электронная база высказываний. – М.: Изд-во Литературного института им. А.М. Горького, 2013. – 132 с.
5. Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. – 2 изд. – Л: Учпедгиз, 1941. – 520 с.