Введение. Каждая эпоха рождает свои общественные институты. Некоторые из них переживают эпохи, их создавшие. При этом приобретая новые черты в силу сложившихся отношений в новую эпоху. Так неоднократно случалось с главным политическим институтом. Это, конечно же, государство.

Государство, как и любой другой институт общества, элемент чрезвычайно подвижный, реагирующий на внешние и внутренние общественные изменения, но, между тем, как показал опыт человеческой истории, чрезвычайно устойчивый. Неслучайно самая насыщенная часть человеческой истории – это история, по сути, тех или иных государств, обладающих своей спецификой.

Таким образом, существуя, на протяжении нескольких тысячелетий государство, как общественный институт, претерпело существенную трансформацию. Хотя отдельные политические институты, функционируя в различных государственных системах, поражают своим существенным сходством, что, скорее, свидетельствует об их живучести, чем изменчивости. Неслучайно поэтому в публицистике сравнивают тоталитарные режимы с восточными деспотиями древности [1 и 2]. Тем не менее, сходство вовсе не свидетельствует об идентичности. Государственные институты меняются. Мейнстримом подобных изменений все же можно назвать демократизацию и гуманизацию социально-властных отношений между государством и человеком, государством и обществом. Постепенно вырабатываются и концепции, начиная с политических учений Античности [3 и 4] и завершая полноценными концепциями нового типа государства в складывания капитализма как нового типа общественных отношений [5, 6 и 7] , и появляются институты, свидетельствующие о включении почти всего общества в определение судьбы самого государства.

Однако в последнее время происходят изменения, отдаленные последствия которых пока не ясны. Обозначим некоторые из них.

Первый и, наверное, главный процесс в современном мире – это глобализация, которая в политической сфере проявляется как интеграция государств в те или иные союзы и другие формы объединений. В конечном счете, многие специалисты прогнозировали, что к середине 21 века глобализация приведет к формированию т.н. мегаобщества и консолидированного государства, объединенного под эгидой либеральных ценностей и рыночной экономики. Эти идеи активно звучали в конце 80-х начале 90-х годов прошлого века. Особенно активно прозвучал голос Ф. Фукуямы о конце истории и торжестве глобального единого мира и единой истории. Отчасти подобные рассуждения присутствовали и в отечественном дискурсе [8].  Эта тенденция стала набирать обороты и в начале 21 века. Например, ВТО объединила большую часть стран мира. Когда к этому союзу в 2012 году присоединилась Россия, казалось, что ценности фритрейдерства, международного права, консолидированного принятия решения на уровне ООН  станут мейнстримом 21 века. Как мы все помним, иллюзии быстро рассеялись в 2014 году, когда мир вступил в период санкционной борьбы ведущих стран друг с другом. И речь идет не только о противостоянии России и Западного мира после известных событий 2014 года. Сюда вписывается и торговая война, развязанная Д. Трампом против Китая. Не стоит забывать и о небывалых санкциях, которыми была обложена Россия после своего исторического решения о применении силы для умиротворения нацистского режима, который был создан на Украине в результате активной и эффективной деятельности ЦРУ США. В 2022 году санкционная политика стран Запада, по сути, стала разрушать ими же созданный проект глобализации.

Также следует отметить, что тенденция политического глобализма столкнулась с не менее сильной тенденцией национальной автономии, в том числе национальным сепаратизмом в ряде стран. Наиболее яркие события этой тенденции – попытка Шотландии выйти из состава Соединенного королевства (причем не хватила каких-то несколько процентов, чтобы это политическое решение состоялось), Каталонии из состава Испании (тоже провалилась), зато состоялся печально известный Брекзит, по сути, положивший конец мечтам европейских глобалистов возродить Римскую империю в формах Евросоюза и превращение его постепенно из рыхлого союза государств с очень разными политическими, экономическими и социальными системами в единое государство. Сюда же следует отнести и нарастающие аксиологические противоречия между западными сообществами с их гипертрофированной толерантностью и консервативными обществами Востока и Юга. Даже для некоторых католических и православных стран Запада ценности мультигендерства, ЛГБТ-сообщества являются неприемлемыми. И только Украина ради членства в евросообществе готова проводить парад толерантности.

Этот процесс становится тем сильнее, чем слабее становится мировой гегемон, олицетворяющий собой всю западную цивилизацию – США.

 Политическая интеграция, продавливаемая гегемонистской политикой США, которая осталась единственной сверхдержавой после развала СССР, наталкивается на стремление государств сохранить свой суверенитет. С одной стороны, интеграция экономически выгодна, поэтому на протяжении ряда последних десятилетий насоздавались разные объединения по совершенно разным критериям (иногда одно и то же государство может входить в самые разные группы стран). Но, с другой стороны, государство настойчиво хотят сохранить свой суверенитет, поскольку слишком сильная интеграция влечет за собой угрозу растворения в новом политическом объединении. Например, это ярко проявляется в интеграционном процессе между Россией и Белоруссией. Начиная с 1999 года, мы живем в Союзном государстве. Но президент Беларуси А.Г. Лукашенко настойчиво уходит от любых попыток навязать ему что-то извне. Процесс явно застопорился [9].

Таким образом, мы видим здесь явные противоречия глобализации. Проявляются эти противоречия и в более системном виде, а именно в том, что политическая интеграция под лозунгами демократии на практике не всегда означает реальную демократизацию, особенно в странах, которые относятся к полупериферии и периферии, где традиционно функционируют пока еще традиционалистские и авторитарные режимы. Зачастую интеграция вызывает в этих странах сложные политические процессы, влекущие за собой дестабилизацию и политическую анархию [10 и 11]. Самым ярким примером подобного процесса является ситуация в Афганистане и Ираке. И там, и там попытки США включить эти страны в международную систему разделения труда закончились провалом. А в Афганистане еще и провальным бегством и возвращением к власти радикального исламистского движения Талибан.

Да и в сердце Западного мира глобализация ведет к разрушению демократических ценностей. Когда-то, в далеком прошлом, возник, поддерживался и культивировался миф о США, как островке свободы и демократии. Считалось, что любой гражданин США потенциально мог стать президентом этой страны. Однако в условиях геополитического лидерства и распространения своих ценностей через военные базы и бомбежки внутри самих США демократические ценности заметно подточились. Наиболее яркий пример этому утверждению – так называемый «штурм Капитолия», устроенный сторонниками бывшего президента Д. Трампа. Сама президентская гонка свидетельствует о том, что американская демократия прогнила. Использование соцсетей это только подтверждает. К тому же после теракта 11 сентября американские спецслужбы получили эксклюзивное право на тотальное прослушивание собственных граждан. А затем накопленная информация выливается и распространяется через соцсети.

Что касается самих социальных сетей. События в США показали как их мощь, так и антидемократичность, позволяющую их руководителям, например Твиттер или Фейсбук, блокировать сообщения неугодных лиц, включая сообщения президента Трампа. Кстати, это наверно прецедент, позволяющий однозначно говорить о манипулировании сознанием через соцсети.

Методы и методики. В ходе написании работы использовались преимущественно теоретические методы исследования информации, представленной в виде текста или видеофрагмента.

Эксперимент. Проводя опрос среди учащейся молодежи, мы выяснили, что молодые люди считают основным орудием глобализма в наше время Интернет, лучшая альтернатива традиционным СМИ, которые не раз были пойманы на лжи и подтасовке фактов, на которые клевали зрители или читатели за неимением источников проверки. С приходом Интернета в мейнстрим распространения информации ложь в СМИ должна была умереть, ведь у людей под рукой присутствует кладезь знаний и плюрализм источников, однако из-за своей природной натуры люди как всегда доверяют одному  или двум  источникам, а так как людей и источников информации становится больше, а число желающих проверять информацию растет не так быстро, мы плавно переходим в мир постправды [12].

Постправда — это феномен, появившийся еще на заре СМИ, но расцветший сейчас, заключающийся в попытке вызвать у людей эмоциональный отклик, даже если идет очевидная подмена фактов. Постправда — это и избитые на митингах школьники, за которых нужно выходить вновь, иначе их били зря (но никто не скажет вам, что они провокаторы), это и страшные либералы, которые превратят страну в концлагерь (как будто не этим занимаются не либералы сейчас), это и ужасы коммунизма и страшное людоедство капитализма, каждый извращает правду как хочет, чтобы привлечь к себе побольше сторонников, а эпоху информационного глобализма, когда все, даже уже не лидеры развитых государств, а отдельные ведомства и министерства имеют аккаунты в различных соцсетях, влияние тех иди иных сил на политические институты  становится более заметным. Подобные рассуждения молодых людей как нельзя лучше отражают процессы трансформации СМИ, как института демократии, в условиях современного, информационного, общества, в котором информация становится важнейшим фактором развития общества.

Разработанные технологии цветных революций позволяют недемократическим путем приходить к власти радикальных силам. Это дезавуирует один из постулатов демократии – власть должна передаваться посредством выборов. Однако этот институт демократии в условиях посмодерна превращается в худший вариант того, о чем в свое время писали Ч. Диккенс [13] или К.П. Победоносцев [14].

Помимо популизма, избирательные кампании в 20 веке, и особенно в 21 веке, сопровождаются массовым воздействием со стороны СМИ на сознание избирателя. Политтехнологи подменяют рациональный выбор на выбор эмоциональный, по сути сиюминутный. Недаром среди молодежи превалирует абсентеизм в аспекте недоверия к процедуре выборов и его результатам. Мы провели опрос среди учащейся молодежи (учащиеся старших классов – будущие избиратели, студенты вузов – действующие молодые избиратели). Большая часть из них либо не ходит на выборы, либо планирует не посещать выборы. Значительная часть молодежи считает всеобщие выборы пережитком прошлого. Они размышляют: «В такие моменты (вопрос об оценке результатов выборов в России за прошедшие 10 лет, включая последние выборы Президента России в 2018 году и общероссийское голосование по поправкам в Конституцию РФ) невольно задумываешься: а стоит ли давать большинству эту власть или хотя бы 10% сброда (прямые высказывания – И.С.) нужно отсеивать интеллектуальным и денежным цензом». Несмотря на определенный радикализм суждений, во многих аспектах современная молодежь более рациональна, чем предшествующие поколения. Воспитанная в идеологическом вакууме молодежь размышляет сугубо материалистично. Значительная часть молодежи считает, что активное избирательное право нужно снизить до 16 лет, а вот пассивное избирательное право ограничить началом пенсионного возраста.

Еще один институт демократической системы, который претерпевает существенные изменения – это партии. Давно уже партии стали массовыми. Но никогда еще партии не были столь безидеологичными. Мы уже указывали на то, что партии в борьбе за голоса избирателей, настолько переплетают в своих программах различные идеологические установки, что даже специалисту разобраться в них не просто. Тем не менее, сейчас популярны партии т.н. «всяческой всячины», которые спекулируют на сиюминутных запросах избирателей. В итоге, с чем мы сталкиваемся? В условиях доступа к различным источникам информации избиратели не читают программные документы партий, ориентируясь по их выступлениям на телевидении, радио или слоганах на плакатах. В результате молодежь задается вопросом: а нужны ли обществу партии? Подобные настроения присутствуют в самых разных странах мира, кроме тех, где еще  сохраняется однопартийное правление. Что касается нашей страны, то у власти сохраняется стремление укрепить партийную систему, только это не очень-то удается. Неслучайны эти метания по изменению законодательства о выборах: от смешанной системы перешли к пропорциональной, а затем опять вернулись к смешанной и все чаще раздаются аргументы в пользу перехода исключительно к мажоритарной избирательной системе.

Подводя итог вышесказанному, хочется отметить неутешительный факт: демократические институты не просто изменяются, они теряют связь с обществом, ориентируясь на некий виртуальный имидж, который подвержен конъюнктурным трансформациям. Отсутствие определенной стабильности, порядка уже начинает раздражать респектабельное европейское и американское общество. Уже к власти во многих странах приходят ультраправые. Ситуация очень сильно напоминает Италию 20-х годов и Германию 30-х годов прошлого столетия. В то время все закончилось диктатурой однопартийных режимов Муссолини и Гитлера, в конечном счете, Второй мировой войной. Не хотелось бы, чтобы в 21 веке мир скатился к новому тоталитаризму и новой войне, которую человечество вряд ли переживет [15].

Теперь что касается происходящих изменений. Казалось бы: в условиях развития сети коммуникаций гражданское общество должно только укрепляться. Следовательно, должны и укрепляться институты правового государства. Однако этого в реальности не происходит. Почему? Вот актуальный вопрос, который нуждается в более детальном изучении.

В реальности мы видим, что в условиях открытого информационного пространства, размываются политические нормы и ценности, которые раньше были естественными скрепами, удерживающими людей от деструктивного поведения. Собственно, деструктивное поведение людей разрушает и институты.

Что касается институтов гражданского общества: люди с большим трудом откликаются на определенные инициативы, если они носят созидательный характер. Между тем, радикальные лозунги находят отклик. Опыт первых двух десятилетий 21 века показал, что можно в течение нескольких часов организовать огромный митинг. А далее толпа, если почувствует силу, готова уже громить все на своем пути. Подобные выступления всегда находят сторонников. А вот призывы экологических организаций выйти на субботник находят отклик в сердцах немногих людей. Пока власть не решает взять под контроль этот проект и путем административного принуждения работников бюджетной сферы не выводит их на уборку мусора. Причем люди убирают за собой же. Но им это не интересно. На Западе экологические проекты давно стали частью агрессивной политики. Многочисленные партии зеленых, которые ратуют за сохранение природы, на самом деле выполняют проекты теневых лоббистов, например производящих электродвигатели.

Результаты. Следовательно, мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией: развитие массовых коммуникаций, возможность людям общаться друг с другом на расстоянии должны были сделать людей более гуманными, способствовать развитию уровня их образованности, желания коллективно делать окружающее социальное пространство лучше. Вместо этого мы имеем дело с падением общего уровня образованности населения, рост его агрессивности во многом за счет компьютерных симуляций, обладающих сверхспособностью воздействовать на сознание человека, особенно подростков и молодежи, да еще таким образом, что он перестает различать, где реальность, а где виртуальная реальность.

СМИ превратились в распространителей фейков. На основании фейков начинает выстраиваться внешняя политика, да и внутренняя тоже. Мир начинает жить в ситуации «хайли лайкли» — высокой доли вероятности.

Процессы глобализации привели к массовой миграции населения. В результате этого нескончаемого потока Западный мир задыхается от высокого уровня агрессии. Институты гражданского общества начинают работать не на созидание, а на откровенную агрессию. Но с другой стороны, как европейцу защитить свой дом и свою семью от мигранта?

Сами социально-властные отношения пока находятся в квазидемократическом состоянии, поскольку в мире постмодерна сознанием человека легко управлять. Человек освободился от суеверий, но при этом впал в не меньшую боязнь научных достижений: еще не известно, чем все это обернется. Об этом, кстати, говорит и нежелание части населения России делать прививку от коронавируса.

Институты правового государства или гражданского общества или вырождаются или трансформируются – такой не оптимистичный вывод можно сделать.

Итак, мы выяснили, что традиционная модель социально-властных отношений в настоящее время меняется. В будущем, об этом можно говорить только, конечно же, в предположительном свете, мир ждет новый тоталитаризм. Будет ли он «левым», с идеями социальной справедливости и равенства, или с «правым», с идеями сохранения порядка и стабильности, уклоном пока не ясно. Но сам факт разрушения институтов правового государства, радикализация настроений у масс, использование сетей для проведения несанкционированных акций – все это свидетельствует о том, что нарастает состояние турбулентности, что прийти в равновесие систему надо упорядочить. Сделать это возможно только силовыми способами. Использование тех же сетей пока малоэффективно, поскольку сами по себе они работают только как передатчик информации. Причем любой. А передавать информацию могут разные силы.

Мир постмодерна – это не мир эклектики, это мир трансформации привычных институтов. Остается только надеяться, что происходящие изменения, а об их результатах мы сможем узнать лет через 20, смогут привести не к разрушению современных ценностей, а их переосмыслению и построению на их основе нового, более гуманного, общества.