Самоуправство, предусмотренное статьей 330 Уголовного кодекса Российской Федерации^[1] (далее – УК РФ), представляет собой самовольное, вопреки установленному законом или иным нормативным правовым актом порядку, осуществление своего действительного или предполагаемого права, причинившее существенный вред гражданам либо организациям. Законодатель, признавая повышенную общественную опасность данного деяния, совершенного с применением принуждения, выделил квалифицированный состав в части 2 той же статьи, устанавливающий ответственность за самоуправство, совершенное с применением насилия или с угрозой его применения.

Актуальность темы квалифицированных видов самоуправства (ч. 2 ст. 330 УК РФ) обусловлена комплексом серьезных теоретических и практических проблем, которые возникают при квалификации данного состава преступления. Эти проблемы не только создают почву для научных дискуссий, но и приводят к прямым ошибкам и противоречиям в судебно-следственной практике, что подрывает принципы законности, единообразия и справедливости правосудия.

Во-первых, необходимо выделить проблемы доктринального толкования и законодательной техники. Неопределенность законодательных формулировок. Диспозиция ч. 2 ст. 330 УК РФ использует оценочные понятия «применение насилия» и «угроза его применения», не раскрывая их содержания. В отличие от статей о преступлениях против личности (гл. 16 УК РФ), где вред здоровью детализирован (тяжкий, средней тяжести, легкий), здесь законодатель ограничивается общей формулировкой. Эта лаконичность порождает множественность доктринальных толкований: что считать «насилием»: только физическое воздействие или включая психическое? Какой уровень физического вреда охватывается составом: только побои и легкий вред или также вред здоровью средней тяжести? Является ли причинение вреда обязательным последствием насилия или достаточно самого факта физического воздействия?

Во-вторых, отсутствие единого понимания. Как следствие, в научной литературе сформировались две основные позиции (широкая и узкая), что дезориентирует правоприменителей и не способствует формированию единообразной практики.

В-третьих, проблемы правоприменительной практики и квалификации

Наиболее остро проблемы проявляются в деятельности следственных органов и судов, приводя к следующим трудностям:

— сложность разграничения с преступлениями против личности. Это центральная практическая проблема. Зачастую действия виновного формально подпадают под признаки как самоуправства с насилием, так и, например, побоев (ст. 116 УК РФ) или умышленного причинения легкого вреда здоровью (ст. 115 УК РФ).

Возникает ключевой вопрос: квалифицировать ли содеянное по совокупности преступлений или только по ч. 2 ст. 330 УК РФ?

— необоснованная квалификация по совокупности, когда насилие было исключительно способом самоуправного действия и не выходило за рамки этого состава. Это приводит к избыточному осуждению и ужесточению наказания;

— недооценка общественной опасности деяния, когда причинение серьезного вреда (например, средней тяжести) «поглощается» составом самоуправства, хотя по санкциям эти составы сопоставимы. Это, в свою очередь, может привести к необоснованному смягчению ответственности.

Таким образом, актуальность темы является многогранной и высокой. Она проистекает из фундаментальных пробелов в законодательной технике, порождающих серьезные трудности в теории уголовного права и ведущих к прямым ошибкам и противоречиям в правоприменительной деятельности. Устранение этих проблем является необходимым условием для обеспечения законности, защиты прав граждан и повышения эффективности борьбы с преступлениями, посягающими не только на конкретные материальные блага, но и на установленный государством порядок разрешения социальных конфликтов.

Ключевым признаком, образующим квалифицированный состав самоуправства, выступает применение насилия или угроза его применения. При этом в законодательной дефиниции отсутствует раскрытие характера и степени физического вреда, что порождает неоднозначность в толковании^[2].

В уголовно-правовой доктрине сложилось два основных подхода к пониманию термина «насилие».

Широкий подход. Его сторонники (например, Н.Г. Иванов^[3],                       С.В. Дьяков^[4]) полагают, что под насилием следует понимать общественно опасное противоправное воздействие на организм и психику человека против и помимо его воли. В рамках этого подхода насилие включает в себя как физическое, так и психическое воздействие, если иное специально не оговорено в законе.

Узкий (буквальный) подход. Представитель этой позиции, известный российский криминалист Л.Д. Гаухман, указывал, что «в законе под термином «насилие» подразумевается только физическое насилие. Если же предусматривается ответственность за угрозу применения насилия, то это специально оговаривается в диспозиции»^[5]. Данная точка зрения находит прямое отражение в конструкции ст. 330 УК РФ, где законодатель разделил «применение насилия» и «угрозу его применения», что свидетельствует в пользу узкого понимания насилия именно как физического воздействия.

Таким образом, для квалифицированного состава самоуправства насилие понимается в узком смысле – как физическое воздействие на потерпевшего.

Физическое насилие может повлечь различные последствия: от причинения физической боли до смерти потерпевшего. В связи с этим возникает вопрос: какой именно вред охватывается составом самоуправства и не требует дополнительной квалификации по совокупности?

Современные исследователи (например, А.В.Наумов^[6],                                  И.В.Подройкина^[7]) определяют преступный результат физического насилия как физический вред, под которым понимается вредное изменение в биологической природе человека. Он подразделяется на три вида:

смерть;

вред здоровью;

утрата физической свободы.

Вред здоровью, в свою очередь, дифференцируется на:

— значительный вред здоровью (тяжкий, средней тяжести и легкий с кратковременным расстройствомздоровья);

— незначительный вред здоровью (физическая боль, физические страдания, беспомощное состояние, то есть побои и истязания без последствий, указанных в ст. 115 УК РФ)^[8].

Подавляющее большинство ученых и правоприменителей                        (В.В. Векленко^[9], А.И. Рарог^[10]) исходят из системного толкования анализируемой нормы, применяя метод сравнения санкций:

— санкция ч. 2 ст. 330 УК РФ предусматривает максимальное наказание в виде лишения свободы на срок до пяти лет;

— санкция за умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью (ч. 1 ст. 112 УК РФ) – до трех лет лишения свободы;

— санкция за умышленное причинение легкого вреда здоровью (ст. 115 УК РФ) – до четырех месяцев ареста или до двух лет лишения свободы (в квалифицированных составах);

— санкция за побои (ст. 116.1 УК РФ) – до трех месяцев ареста.

Поскольку санкция за самоуправство с насилием значительно строже, чем за причинение легкого вреда и побои, и сопоставима с санкцией за причинение вреда здоровью средней тяжести, в литературе и судебной практике преобладает следующая позиция: насилие, охватывающее побои, причинение легкого и средней тяжести вреда здоровью, подлежит квалификации только по ч. 2 ст. 330 УК РФ без дополнительной статьи о преступлениях против здоровья.

Если же самоуправство сопряжено с причинением тяжкого вреда здоровью (ст. 111 УК РФ) или смерти потерпевшего, содеянное должно квалифицироваться по совокупности преступлений (ч. 2 ст. 330 УК РФ, а также соответствующая часть ст. 111 или ст. 105, ст. 109 УК РФ). Это объясняется тем, что умысел виновного в таких случаях направлен не только на достижение самоуправной цели, но и на причинение более тяжких последствий, выходящих за рамки объективной стороны самоуправства.

Важным аспектом является установление цели насилия. Если насилие или угроза его применения являются способом осуществления самоуправного действия (например, угроза расправой для принуждения вернуть якобы свою вещь), оно охватывается составом ч. 2 ст. 330 УК РФ. Если же насилие применяется по иным мотивам (месть, личная неприязнь), не связанным напрямую с осуществлением самоуправства, деяние должно квалифицироваться по совокупности соответствующих преступлений^[11].

Включение угрозы применения насилия в квалифицированный состав самоуправства логично согласуется с его сущностью, так как отражает свойственный ему элемент принуждения потерпевшего к действию, бездействию или претерпеванию самоуправных действий.

Угроза при самоуправстве понимается как психическое насилие, то есть информационное воздействие на психику человека путем устрашения, вызывающее отрицательные переживания, чувство страха и физического беспокойства, с целью заставить его подчиниться требованиям самоуправца.

В отличие от ст. 119 УК РФ («Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью»), угроза в составе самоуправства не обязательно должна быть конкретной. Она может носить неопределенный характер («изобью», «ударю», «будет хуже»), выражаться в жестах или демонстрации оружия. Законодатель не дифференцирует ответственность в зависимости от содержания угрозы (опасная для жизни или нет).

Ключевым критерием является реальность угрозы. Реальность оценивается не только с субъективной точки зрения (воспринял ли потерпевший угрозу как осуществимую), но и, прежде всего, с объективной – имелись ли у потерпевшего основания опасаться ее реализации. На это влияют:

— обстоятельства дела: серьезность причин, вызвавших угрозу, наличие спора или конфликта;

— личность угрожающего: его физические данные, репутация, поведение в прошлом;

— внешнее проявление угрозы: способ (устно, письменно, жестами), интенсивность (однократно или неоднократно), демонстрация орудий насилия.

Как верно отмечает профессор Б.В. Сидоров, «реальность угрозы есть вопрос факта, и оценивать ее необходимо в каждом конкретном случае с учетом всей совокупности обстоятельств, свидетельствующих о восприятии потерпевшим осуществимости физического воздействия, и очевидностью этого для угрожающего»^[12]. При этом если у потерпевшего не возникло обоснованного чувства страха, ответственность за угрозу применения насилия исключается.

Некоторые ученые (например, М.Н. Становский) высказывают мнение о необходимости дифференциации ответственности за физическое насилие и угрозу его применения, учитывая разную степень их общественной опасности. М.И. Становский критически оценивает законодательную конструкцию части 2 статьи 330 УК РФ, где применение насилия и угроза его применения представлены как альтернативные, равнозначные действия, влекущие одинаковую ответственность. Он аргументирует, что это неверно с точки зрения принципа справедливости (ст. 6 УК РФ), так как общественная опасность этих деяний фундаментально различна. Применение насилия – это прямое реальное посягательство на телесную неприкосновенность, здоровье, а в крайних случаях и на жизнь личности. Оно причиняет осязаемый физический вред и обладает высшей степенью общественной опасности в рамках этого состава. Угроза применения насилия – это психическое воздействие, посягающее на психическую неприкосновенность, душевное равновесие и личную безопасность. Хотя она вызывает страх и может парализовать волю потерпевшего, она причиняет иной, нематериальный вред. Её общественная опасность, как правило, ниже, так как она не реализована в физическом воздействии.

Исходя из этого, М.И. Становский предлагает дифференцировать уголовную ответственность путём изменения структуры статьи 330 УК РФ. Его модель может выглядеть следующим образом:

— часть 1 – основной состав самоуправства (без насилия и угрозы);

— часть 2 – квалифицированный состав, включающий угрозу применения насилия. Санкция в этой части должна быть менее строгой, чем за применение насилия, но более строгой, чем за основной состав. Это отражало бы повышенную, но не максимальную степень общественной опасности;

— часть 3 –  особо квалифицированный состав, включающий применение насилия. Именно здесь должна быть установлена наиболее строгая санкция, адекватно отражающая высшую степень общественной опасности реального физического воздействия^[13].

Однако действующая конструкция, где насилие и угроза являются альтернативными действиями в рамках одного квалифицированного состава, представляется оправданной, поскольку оба действия служат единой цели — принуждению потерпевшего и характеризуют единый повышенный уровень общественной опасности всего деяния в целом.

Таким образом, проведенный анализ позволяет сделать следующие выводы.

Насилие в ч. 2 ст. 330 УК РФ понимается как физическое воздействие, а угроза его применения – как психическое.

Состав квалифицированного самоуправства охватывает последствия в виде побоев, легкого и средней тяжести вреда здоровью. Причинение тяжкого вреда здоровью или смерти требует квалификации по совокупности с соответствующими статьями УК о преступлениях против личности.

Угроза применения насилия должна быть реальной и оцениваться с учетом как объективных, так и субъективных обстоятельств дела. Ее содержание может быть неконкретизированным.

Квалифицирующий признак в виде насилия или угрозы его применения выполняет важную разграничительную функцию между уголовно и административно наказуемым самоуправством (ст. 19.1 КоАП РФ), обозначая качественно иную степень общественной опасности.

Таким образом, несмотря на имеющиеся в доктрине дискуссии, сложившаяся судебная практика и системное толкование норм позволяют достаточно четко отграничивать квалифицированное самоуправство от смежных составов преступлений.

Дальнейшее совершенствование правоприменения видится в более детальном разъяснении Пленумом Верховного Суда РФ критериев реальности угрозы и объема физического вреда, охватываемого диспозицией ч. 2 ст. 330 УК РФ.

[1] Уголовный кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 № 63-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 1996. – № 25. – Ст. 2954.

[2] Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (постатейный) / отв. ред. В.М. Лебедев. – 16-е изд., перераб. и доп. – М.: Юрайт, 2022. – С. 423.

[3] Иванов Н.Г. Уголовное право России. Особенная часть. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: Юнити-Дана, 2022. – С. 59.

[4] Дьяков С.В. Уголовно-правовая характеристика насилия: монография. – М.: Юрлитинформ, 2005. – С. 156.

[5] Гаухман Л.Д. Квалификация преступлений: закон, теория, практика. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: АО «Центр ЮрИнфоР», 2003. – С. 57.

[6] Наумов А.В. Уголовное право России. Особенная часть: учебник для бакалавров. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Юрайт, 2020. – С. 47.

[7] Подройкина И.А.  Уголовно-правовое противодействие насильственной преступности: системный подход: монография. – М.: Юриспруденция, 2022. – С. 56.

[8] Бойко А.И. Преступления против личности: монография. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2016. – С. 78.

[9] Векленко В.В. Квалификация посягательств на личность: монография. – Омск: Омская академия МВД России, 2009. – С. 38.

[10] Рарог А.И. Квалификация преступлений по субъективным признакам. – 2-е изд., доп. и перераб. – СПб.: Юридический центр «Пресс», 2023. – С. 43.

[11] Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27.12.2002 № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2003. – № 2.

[12] Сидоров Б.В. Психическое насилие при совершении преступлений: уголовно-правовая и криминологическая характеристика: монография. – М.: Норма, 2020. – С. 42.

[13] Становский М.Н. Назначение наказания: учеб. пособие. – СПб.: Юридический центр «Пресс», 2025. – С. 98.