Жанр антиутопии интересен своей свободой в выборе стилистических средств; к типичным художественным средствам, используемым в антиутопиях, относят сатирические приемы, аллюзии, реминисценции, обращение к научной фантастике. Важным фактом, который присутствует в каждой антиутопии, является система «государство ради блага государства», в которой счастье и благополучие индивида абсолютно нивелируется, приносится в жертву во благо процветания существующего общества [3, с. 102]. Постепенно осознавая это, главный герой проходит сложный путь от затаившегося в мыслях сомнения до активного противостояния ненавистной системе. Антиутопия – это результат переосмысления многих социальных и духовных процессов общества, предупреждение для всего человечества.

Искусственные языки играют важную роль одновременно и в антиутопической литературе и являются ключевым аспектом в создании этого жанра [5, с. 94], для которого характерны следующие особенности:

— создание контролируемого языкового пространства: в антиутопических мирах часто существует строго контролируемое языковое пространство. Правительства и власти могут внедрять свои искусственные языки или изменять существующие языки, чтобы контролировать мысли, общение и информацию граждан. Это позволяет им управлять обществом, подавлять диссидентов и поддерживать контроль [2, с. 67].

— ограничение свободы выражения: в антиутопических обществах гражданам могут быть запрещены определенные слова, понятия или выражения. Создание искусственных языков с ограниченным словарным запасом может ограничить свободу выражения и разнообразие мысли.

— создание враждебной атмосферы: искусственные языки могут служить для создания враждебной и агрессивной атмосферы в антиутопических обществах. Они могут подчеркивать разделение на классы или расы, а также усиливать страх и паранойю среди граждан.

— символическая загрузка: вымышленные языки могут нести символическую и культурную загрузку. Они могут стать символами деградации, контроля и абсурда в антиутопическом обществе. Их использование может помочь автору подчеркнуть темы и идеи, характерные для антиутопии.

В целом, использование искусственных языков в антиутопической литературе помогает авторам усилить образ абсурда, контроля и угнетения в созданном ими мире. Эти языки становятся мощным инструментом для передачи тем и идей, характерных для жанра антиутопии, и позволяют читателям глубже погрузиться в мир, где свобода слова и мысли подавлена.

Дополнительно, следует отметить, что искусственные языки в антиутопической литературе помогают поднять важные вопросы о связи между властью и языком. Они подчеркивают, как власть может использовать лингвистические средства для манипуляции и контроля обществом. Этот аспект становится ключевым в антиутопической критике и предупреждениях об опасностях тоталитарных обществ [4, с. 43].

Кроме того, искусственные языки придают произведениям антиутопии глубину и сложность, что помогает читателям лучше понимать сложные социальные и политические структуры антиутопических миров. Они обогащают атмосферу произведений и подчеркивают мрачные стороны обществ, где индивидуальность и свобода подвергаются подавлению.

Таким образом, искусственные языки в антиутопической литературе служат не только как средство передачи языковой репрессии, но и как мощный инструмент для анализа власти, контроля и ограничения свободы в созданных авторами ужасных будущих мирах [3, с. 55]. Они помогают поднять важные этические и философские вопросы, делая антиутопическую литературу более глубокой и проникновенной для читателей.

Фонологический уровень языка Nadsat отличается своеобразной произносительной практикой, которая часто искажает стандартное произношение английских слов, придавая им более жесткий и резкий звучание, что отражает агрессивность и бескомпромиссность подростковой культуры.

Лексически Nadsat включает в себя смесь сленга, заимствований из разных языков (в особенности из русского), неологизмов и искаженных английских слов. Этот язык служит не только для коммуникации персонажей, но и для создания особой атмосферы в романе, позволяющей читателю почувствовать себя частью той уникальной среды, в которой они существуют.

1. реалии криминального мира: существительные: banda – банда, shaika – шайка, groopa – группа, prestoopnick – преступник, pooshka – пистолет, nozh – нож, britva – бритва и т. д. глаголы: crast – красть, oobivat – убивать, tolchock – толкать и т. д.;
2. ругательства: scoteena – скотина, dermott – дерьмо,
3. деньги: cutter, deng, pretty, pretty-polly,
4. наркотики: hen-korm, drencorm, synthmesc,

         Фонологически и лексически язык Nadsat представляет собой уникальное средство выражения, характеризующееся особым произношением и смесью сленга, заимствований и неологизмов, что способствует созданию атмосферы подростковой культуры в романе. Этот язык, обогащенный терминологией, связанной с криминальным миром, ругательствами, валютой и наркотиками, а также терминами для заболеваний, играет ключевую роль в формировании уникальной среды и коммуникации персонажей.

Грамматическая структура Nadsat сохраняет базовые конструкции английского языка, однако вводит ряд изменений, которые делают его уникальным. В частности, существует тенденция к упрощению некоторых грамматических форм, таких как время или число, что отражает прямолинейность и непосредственность подросткового мировосприятия. Однако эти изменения носят скорее стилистический, чем систематический характер, и роман не содержит полностью разработанной грамматической системы, как, например, в случае с эсперанто или эльфийскими языками.

Автор использовал Nadsat не только как способ дать голос подростковой культуре в своем романе, но и как инструмент для исследования более глубоких тем, таких как свобода воли и моральный выбор. Язык, таким образом, становится не просто способом передачи информации, а важной частью самого ткань мира «Заводного апельсина».

Все слова Nadsat передаются латинскими буквами (и в оригинальном тексте, и в переводе). При этом Э. Бёрджесс не придерживается принципа транскрипции или транслитерации при передаче русских слов, а совмещает оба принципа. Закономерность, проявляющаяся в тексте, даёт возможность выделить соответствия передачи русских слов латиницей.

Например, создавая форму множественного числа «goobа», Э. Бёрджесс прибавляет к основе английский суффикс и окончание -ers и получает «goobers», а не транскрибированную форму множественного числа русского «gooby».

Подобный подход характерен и для образования прошедшего времени глагола, что достигается присоединением к его основе окончания –ed.

 Например, в глаголах rabbited, slooshied, ookradeeted, interessovatted и т.д.

В языке, лексическая система которого состоит на 90% из слов русского происхождения, автор сохраняет английские грамматические формы и прибавляет к чужеродным для английского языка корням английские суффиксы. Таким образом, создавая форму множественного числа «zoob», Энтони Бёрджесс прибавляет к основе английское «-ies» и получает в итоге «zoobies», а не транскрибированную форму множественного числа русского «zooby». Показатель множественного числа «-s», характерный для английских существительных, встречается, например, в следующих словах: veshches, rassoodocks, lewdis, platties, carman:

 «Billyboy was something that made me want to sick just to viddy his fat grinning lit so, and he always had this vou of very stale oil that’s been used for frying over and over, even when he was dressed in his best platties, like now».

 «Биллибой меня дико раздражал, до тошноты, я просто видеть не мог его толстый, ухмыляющийся morder, и к тому же от него еще и vonialo словно 30 пережаренным жиром, пусть даже он, как в тот раз, был разодет в лучшие shmotki».

Аналогичный принцип Э. Бёрджесс применяет для образования прошедшего времени глагола, присоединяя к его основе окончание «-ed»: например, в глаголах skvatted, viddied, rabbited, slooshied, ookadeeted, interessovatted, loveted:

 «They viddied us just as we viddied them, and there was like a very quiet kind of watching each other now».

 «Мы zasekli их, они нас, и принялись мы друг за другом по-тихому nabludatt».

Неличные формы глагола – герундий и причастие – образуются по тем же правилам, что и формы реального английского языка: при помощи суффикса «-ing», как в следующих примерах: smotting, slooshying, vareeting, crasting, govoreeting, peeting, smecking:

«Не was a working-man type veck, very ugly, about thirty or forty, and he sat now with his rot open at me, not govoreeting one single slovo».

«Незнакомцу было лет тридцать или сорок – отвратительная рабочекрестьянская rozha, причем сидит, rot разинул и смотрит на меня, не говоря ни слова».

Через внедрение в романе уникальных топонимов, заимствованных от имен знаменитых политических и культурных фигур Великобритании (например, Attlee Avenue – Эттлиавеню, Marghanita Boulevard – бульвар Марганита, Wilhonsway – Уилсонзуэй, Kingsley Avenue – Кингсли-авеню), Энтони Бёрджесс не только формирует культурно-исторический фон, на котором развивается сюжет, но и акцентирует современность изображаемых событий. Эти авторские топонимы создают культурологические связи между реальной Британией и функциональным миром произведения, позволяя предположить, что действие антиутопии разворачивается именно в Британии.

Основной функцией Nadsat в «Заводном апельсине» следует отметить игровую функцию сленга, которая проявляется на стилистическом, лексическом и этимологическом уровнях. Nadsat, созданный как результат лингвистической инновации, позволяет Энтони Бёрджессу превратить процесс чтения в увлекательную интеллектуальную игру.

В этой игре каждое действие читателя может привести к глубокому пониманию текста или, наоборот, к его полному непониманию и отторжению идей автора и его творения. Первоначальный вызов заключается в определении происхождения и смысла неизвестных слов, где каждый корень может быть заимствован из различных языков.

Однако понимание текста осложняет тот факт, что Э. Бёрджесс вводит синонимические ряды, и каждое понятие обретает несколько понятий-двойников:

деньги – polly, cutter, deng, potatoes, spuds,

женщины – sharps, lighters, ptitsas, cheenas, baboochkas, devotchkas.

  Важная роль отводится в поэтике романа обыгрыванию лексики английского и русского языков. Так голова трансформируется в «гулливера» (gulliver), а русское хорошо Э. Бёрджесс превращает в «фильм ужасов» (horror show):

«We were doing very horrorshow, and soon we had Billyboy’s number-one down underfoot, blinded with old Dim’s chain and crawling and howling about like 54 an animal, but with one fair boot on the gulliver he was out and out and out».

«Успех явно сопутствовал нам, и вскоре мы уже взяли первого помощника Биллибоя в каблучки: ослепленный ударом цепи Тема, он ползал и выл, как животное, но получив, наконец, хороший toltshok по tykve, замолк».

В следующем примере представлена сюжетная реализация каламбура «horrorshow» – show of horrors:

«And one of the white-coat vecks said, smeeking: «Horrorshow is right, friend. A real show of horrors».

 «На что один из санитаров с улыбкой ответил: «Obaldet! Что ж, ты, брат, прав. Увидишь – обалдеешь, это точно!».

 Анализируя эти феномены, можно предположить о скрытой цели Бёрджесса – стремление стимулировать интеллектуальное развитие и активность читателя, вдохновляя его на самообразование и поиск знаний [19, с. 54]. Творчество Э. Бёрджесса предназначены для эрудированного читателя с достаточно глубокими познаниями в области лингвистики. Только «посвященный» читатель-эрудит обладает возможностью адекватно оценить глубинные пласты данного игрового текста. Помимо лексико-этимологического аспекта лингвистической игры, предложенной автором романа, вызывает интерес и стилистический эффект, которого можно добиться новыми лексическими образованиями.