Для правонарушений, имеющих смешанную противоправность, то есть предусмотренных в законах разных отраслей права, наиболее акту­альным вопросом выступает определение отраслевой принадлежности со­вершенного девиантного поведения. Варианты самоуправного поведения предусмотрены в различных законах, что требует исследования проблемы разграничения уголовно наказуемого самоуправства и смежных правонарушений.

Между преступлением и иными правонарушениями существуют тес­ная взаимосвязь и взаимодействие. Об этом свидетельствует, во-первых, постоянно происходящий процесс декриминализации, в результате кото­рого деяния, признаваемые ранее преступлениями, могут переводиться в ранг иных правонарушений. Во-вторых, общественные отношения, на ко­торые посягают смежные проступки, охраняются и уголовно-правовыми средствами, и мерами воздействия, предусмотренными в других отраслях права. По вопросу о разграничении преступлений и административных правонарушений (и иных проступков) в литературе существуют две точки зрения.

Общественная опасность как свойство каждого пре­ступления производить в обществе существенные отрицательные соци­альные изменения является той границей, по которой следует проводить отличие преступления от иных правонарушений. Вместе с тем обществен­ную опасность характеризуют все элементы состава преступления и, со­ответственно, социальную вредность проступка, поэтому ограничитель­ные признаки необходимо искать во всех элементах состава правонару­шения.

Самоуправство как административный проступок (ст. 19.1 Кодекса РФ об административных правонарушениях) определяется как самоволь­ное, вопреки установленному федеральным законом или иным нормативным правовым актом порядку осуществление своего действительного или предполагаемого права, не причинившее существенного вреда гражданам или юридическим лицам.

Сопоставление уголовного и административного законодательства позволяет утверждать, что объекты уголовно наказуемого самоуправства и аналогичного административного правонарушения совпадают. Непосред­ственным объектом административно наказуемого самоуправства высту­пает установленный государством порядок осуществления своих прав. Вместе с тем необходимо заметить, что дополнительный объект в административно наказуемом самоуправстве исключается, поскольку вред не яв­ляется  конструктивным  признаком   правонарушения,   предусмотренного ст. 19.1 КоАПРФ.

Одним из признаков объективной стороны самоуправства как адми­нистративного проступка является осуществление виновным своего дей­ствительного или предполагаемого права. Как мы доказали, уголовно на­казуемое самоуправство характеризуется не только совершением этих действий, но и иным самоуправным поведением (например, захват земли). Таким образом, объективная сторона преступного самоуправства сформу­лирована шире, чем у административного правонарушения.

При описании объективной стороны самоуправства как администра­тивного правонарушения законодатель вполне обоснованно не указывает обязательность оспариваемости правомерности действий самоуправца. Такой подход представляется более удачным и, как мы уже отмечали, он должен быть заимствован при подготовке нового уголовного закона; о борьбе с преступным самоуправством.

Наличие либо отсутствие признака существенности причиненного вреда, наступившего в результате самовольных действий лица, является наиболее важным критерием разграничения уголовно наказуемого и ад­министративно взыскуемого самоуправства. Самоуправство как админи­стративный проступок не причиняет существенного вреда правоохраняемым интересам. Это означает, что если вопрос о существенности преступ­ных последствий остается не решенным либо решенным не до конца, то действия виновных могут быть расценены лишь как проступок, но не пре­ступление.

Вместе с тем основная сложность установления вреда заключается в том, что данный признак относится к оценочным категориям. В этом пла­не следует рекомендовать правоприменителю использовать выработанные критерии определения существенности вреда. В частности, по каж­дому делу следует учитывать:

а) характер причиненного вреда;

б) размер причиненного ущерба;

в)  продолжительность развития негативных изменений в объекте
уголовно-правовой охраны, вызванных самоуправным поведением винов­ного.

Следует указать различные формулировки описания потерпевших от самоуправства в уголовном и административном законе. Используемая в Кодексе РФ об адми­нистративных правонарушениях формулировка «гражданам или юридиче­ским лицам», на наш взгляд, более предпочтительна, чем формулировка УК РФ: «организацией или гражданином», так как понятие юридического лица шире термина «организация». Очевидно, в случае невостребованно­сти предложенной нами редакции ст. 330 УК РФ законодателю следует унифицировать в этой части понятия административно и уголовно нака­зуемых самоуправств.

Наличие в уголовно наказуемом самоуправстве преступных послед­ствий и отсутствие таковых при совершении административного правона­рушения, предусмотренного ст. 19.1 КоАП РФ, свидетельствует о том, что они отличаются по способу описания объективной стороны состава пра­вонарушения и моменту окончания. Преступное самоуправство окончено с момента причинения существенного вреда, тогда как административно наказуемое самоуправство является оконченным с момента совершения самоуправных действий.

Субъективные признаки исследуемых деликтов, относящиеся к субъекту и субъективной стороне состава правонарушения, полностью совпадают.

Изучение правоприменительной практики показывает, что вопрос о разграничении преступного самоуправства и деяния, преследуемого в ад­министративном порядке, не всегда решается правильно. В результате к уголовной ответственности подчас привлекаются лица, которые должны нести административную ответственность. Так, распространены случаи привлечения к уголовной ответственности по ст. 330 УК РФ за ненасиль­ственное изъятие имущества у недобросовестного должника, нарушивше­го установленные договором сроки, совершенное кредитором с целью по­гашения долга. Здесь следует отметить, что если стоимость самоуправно изъятого имущества не превышает суммы долга, при ненасильственном способе его изъятия, на наш взгляд, нельзя говорить о существенном вре­де законным интересам должника.

Резюмируя изложенное, отметим, что состав самоуправства как ад­министративного правонарушения налицо, если отсутствуют последствия в виде существенности вреда, не применяется насилие или угроза его применения, а также  если имеет место причинение вреда только одному объекту правовой охраны.

Значительные сложности вызывает разграничение самоуправства и самозащиты гражданских прав, поэтому представляется целесообразным подробно остановиться на этой проблеме.

В юридической науке под самозащитой гражданских прав понимает­ся совершение управомоченным лицом не запрещенных законом действий фактического порядка, направленных на охрану его личных или имущест­венных прав и интересов, интересов и прав других лиц и государства. Самозащита логически вытекает из принципа диспозитивности, провоз­глашенного ст. 9 ГК РФ, в которой сказано: «Граждане и юридические лица по своему усмотрению осуществляют принадлежащие им граждан­ские права».

Законодатель определяет право на самозащиту в общих чертах, не пытаясь его детализировать. Вместе с тем в ст. 13 ГК РФ перечисляет пу­ти, по которым можно защищать гражданские права, и одним из таких способов названа самозащита. «Способы самозащиты должны быть со­размерны нарушению, и не выходить за пределы действий, необходимых для его пресечения» (ст. 14 ГК РФ). Тем самым самозащита гражданских прав может осуществляться разными путями, начиная с простого удержа­ния вещи и кончая активными действиями вплоть до применения насилия.

В цивилистике способ самозащиты определяется как действие или система действий по защите гражданских прав, принимаемые управомо­ченным на то в силу закона или договора лицом, без обращения в соответ­ствующие государственные и иные правоохранительные органы.[1] Выбор способа самозащиты зависит от характера и степени опасности наруше­ния. Как правило, закон устанавливает, на случай совершения определен­ного нарушения, конкретные способы защиты нарушенных прав без об­ращения потерпевших в государственные или иные органы. Например, если должник не исполнил в срок обязательства по оплате вещи, находя­щейся у кредитора и подлежащей передаче должнику, или возмещению связанных с ней издержек и других убытков, кредитор может удерживать эту вещь до тех пор, пока соответствующее обязательство не будет вы­полнено. Кроме того, правом удержания обладает подрядчик в отношении результата выполненных работ при неисполнении контрагентом встреч­ных обязательств, связанных с расчетами (ст. 712 ГК РФ), перевозчик — в отношении перевозимого груза и багажа (ст. 790 ГК РФ) и т.п.

Между тем важным является правильность выбора того или иного способа самозащиты, поскольку при несоблюдении таких условий дейст­вия по самозащите нарушенных прав могут перерастать в правонарушения (злоупотребление правом, самоуправство).

В теории гражданского права определяется, что правомерность са­мозащиты возможна при соблюдении следующих условий:

• защите подлежит только действительное право;
• вред, причиненный реализацией права на самозащиту, не должен явно не соответствовать реальному или возможному предотвращенному вреду;
• способы самозащиты не должны выходить за пределы действий, необходимых для их реализации.

Отсутствие хотя бы одного из этих условий порождает у лица, про­тив которого применяется самозащита, право на возмещение причинен­ных убытков.

Таким образом, между нормами о самоуправстве и самозащите на­блюдается тесная связь: самоуправное поведение является способом осу­ществления своих прав, который по сравнению с самозащитой должен быть обозначен как недопустимый. Более того, зафиксированная уголов­но-правовая норма о самоуправстве призвана установить ограничения в применении самостоятельной (негосударственной) защиты прав и свобод человека.

Однако гражданское законодательства конкретизирует основные ус­ловия самозащиты гражданских прав, которые могут послужить ограни­чительными критериями от уголовно наказуемого самоуправства.

Основным является наличие юридического состава, то есть совокуп­ности юридических фактов, как порождающих право на осуществление самозащиты, так и определяющих ее соразмерность. Согласно принципам самозащиты право, принадлежащее лицу и защищаемое путем самозащи­ты, должно быть действительным, приобретенным согласно способам, указанным в ст. 8 ГК РФ, то есть либо быть прямо предписанным в зако­не, либо основываться на действиях граждан и юридических лиц, которые хотя и не предусмотрены в законе, но порождают гражданские права и обязанности. Кроме того, гражданское право предоставляет сторонам са­мим определять свои взаимоотношения, и их содержание отражается в преобладании диспозитивных гражданско-правовых предписаний, обычно содержащих возможность участникам самостоятельно избирать наиболее для них целесообразный вариант поведения. Более того, они вольны по своему усмотрению использовать или не использовать предоставленные гражданским правом средства защиты их интересов.[2] В этом плане следу­ет заметить, что теряет смысл существование нормы о самоуправстве как осуществлении каких-либо действий, правомерность которых оспаривает­ся. Несостоятельность абстрактной дефиниции «какие-либо действия», а также оспаривания самоуправных действий как условия привлечения к уголовной ответственности за самоуправство подтверждается также усло­виями осуществления самозащиты гражданских прав.

Различия, как нам представляется необходимо проводить и по степени причиненного вреда. Суть этого критерия, отграничи­вающего самоуправство от самозащиты гражданских прав, заключается в том, что вред, наносимый в процессе осуществления способов самозащи­ты, не должен явно не соответствовать реальному или возможному вреду от нарушения. Следовательно, для признания содеянного самоуправством должен быть установлен факт причинения существенного вреда.

Факт существенности вреда, являющийся не­обходимым признаком объективной стороны самоуправства, подлежит обязательному установлению. В этом смысле явное несоответствие реаль­ному вреду, который причиняется праву лица, получающему в результате этого возможность применения самозащиты, выражается в причинении существенного материального, морального, организационного вреда.

В гражданском праве под вредом понимается всякое умаление лич­ного или имущественного блага. С этой точки зрения различаются мо­ральный и материальный вред. Материальный вред представляет собой имущественные потери — уменьшение стоимости поврежденной вещи, уменьшение или утрата доходов, необходимость новых расходов. В этом смысле понятие существенности вреда, причиняемого самоуправством, поглощается понятием вреда в гражданско-правовом смысле, ибо граж­данское право не устанавливает определенный размер убытка, превыше­ние которого должно караться мерами, более строгими, чем гражданско-правовые взыскания.

Характеризуя оценочное понятие существенности вреда при само­управстве, мы отмечали, что таковой, помимо материальных убытков и упущенной выгоды, может включать и другие последствия. В связи с этим обратимся к определению морального вреда, использующемуся в граж­данском праве. Моральный вред определяется как физические или нравст­венные страдания гражданина, вызванные нарушением его личных не­имущественных прав или умалением иных его личных (нематериальных) благ — посягательствами на его честь, достоинство, неприкосновенность личности, здоровье и т.п. (ст. 151 ГК РФ). Моральный вред может влечь имущественные потери (то есть быть источником материального вреда) либо, не причиняя прямых материальных потерь, нанести иные неприят­ные последствия (умаление его чести, причинение физического, организа­ционного вреда и т.д.).

Некоторые исследователи отмечают обязательность признака време­ни совершения самозащиты, обоснованно полагая, что недопустима само­защита права после окончания нарушения, так как эти действия будут вы­ходить за пределы, допускаемые законом, и будут носить характер само­управства либо злоупотребления правом.[3]

Пределы применения мер само­защиты определяются теми основаниями, при наличии которых управо­моченное лицо вправе прибегнуть к ним, а также условия их правомерной реализации. Если такие условия предусмотрены в законе, то они носят общеобязательный характер, если же стороны достигли соглашения о применении в случае нарушения обязательства иных способов самозащи­ты, то, соответственно, пределы применения и реализации этих способов устанавливаются сторонами самостоятельно, сообразно с принципом сво­боды договора в гражданском праве.

Пределы осуществления гражданских прав — это законодательно очерченные границы деятельности управомоченных лиц по реализации возможностей, составляющих содержание данных прав. Пределы осуще­ствления самозащиты гражданских прав могут определяться правилами о недопустимости или допустимости тех или иных способов их осуществ­ления. Пределы применения мер самозащиты определяют те основания, при наличии которых управомоченное лицо вправе прибегнуть к ним, а также условия правомерной их реализации. При самостоятельной защите, например, нарушенного права собственности на имущество или отдельно­го его правомочия (владения, пользования или распоряжения) лицо, имеющее намерение прибегнуть к самозащите путем причинения физиче­ского вреда нарушителю, должно потребовать от последнего воздержаться от противоправных действий.

Следует отметить, что превышение пределов самозащиты граждан­ских прав может проявляться не только в самоуправстве, но и в злоупот­реблении правом. Злоупотребление правом есть особый тип гражданского правонарушения, совершаемого управомоченным лицом при осуществле­нии принадлежащего ему права, связанный с использованием недозволен­ных конкретных форм в рамках дозволенного ему общего типа поведе­ния.[4]

В теории гражданского права формы злоупотребления правом клас­сифицируют на два вида: а) злоупотребление правом, совершенное в фор­ме действия, осуществленного исключительно с намерением причинить вред другому лицу; б) злоупотребление правом, совершенное без намере­ния причинить вред, но объективно причиняющее вред другому лицу.[5]

Таким образом, необходимо констатировать, что действующая ре­дакция нормы о самоуправстве значительно осложняет соотношение ис­следуемых деликтов. Их разграничение необходимо проводить по услови­ям правомерности самозащиты гражданских прав. Самоуправство будет иметь место тогда, когда осуществляемое лицом право не предусмот­рено ст. 8 ГК РФ, степень причиненного вреда свидетельствует о его существенности и, наконец, способы и пределы самозащиты не вытекают из осно­ваний, при наличии которых управомоченное лицо вправе прибегнуть к ним.